Кавказские войны

ПОСТЕПЕННО, НО НАСТОЯТЕЛЬНО

В результате двух успешных войн с Ираном (1804-1813) и Турцией (1806-1812) российская империя приобретает Карабахское, Ганджинское, Шекинское, Дербентское, Кубинское ханства, добивается признания за собой прав на Гурию и Мегрелию. Новые территории – новые подданные, а вместе с ними и новые проблемы. Российская военная и гражданская администрации очень скоро узнали, что такое горский менталитет и кавказские социально-экономические отношения.

Ознакомившись с планом Ермолова, император Александр отдал распоряжение: «Покорять горские народы постепенно, но настоятельно, занимать лишь то, что удержать за собою можно, не распространять иначе, как став твердую ногою и обеспечив занятое пространство от покушений неприязненных».

100 великих полководцев

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА

Включение в состав России Грузии, Восточной Армении и Северного Азербайджана поставило вопрос и о присоединении Северного Кавказа, имевшего важное стратегическое положение. Российское правительство не могло осуществлять свои внешнеполитические цели в Закавказье, не закрепившись на Северном Кавказе. Заняться вплотную этой проблемой российское правительство смогло лишь после окончания войн с Наполеоном.

В 1816 году командиром отдельного Грузинского (с 1820 г. — Кавказского) корпуса был назначен генерал, герой войны 1812 года А.П. Ермолов. С 1817 года он начал планомерное наступление на районы Чечни и Дагестана, сопровождавшееся строительством укрепленных пунктов и обустройством безопасных дорог. Благодаря его деятельности кольцо экономической и политической блокады вокруг этого региона сжималось все туже. Это еще больше накаляло обстановку, тем более что продвижение русской армии сопровождалось уничтожением непокорных аулов.

В 20-х годах ХIX века началось широкое антироссийское движение горцев Кавказа. В этих условиях на основе ислама начала формироваться идеология мюридизма, в основе которой лежали постулаты строгого соблюдения мусульманских обрядов, безусловного подчинения вождям и наставникам. Его последователи провозглашали невозможность подчинения правомерного мусульманина монарху-иноверцу. В конце 20-х годов на территории Чечни и Дагестана на основе этой идеологии сформировалось военно-теократическое государственное образование имамат, первым имамом которого стал Гази-Магомет, призвавший горцев вести священную войну против русских войск (газават).

Русское правительство приняло решение о решительном подавлении этого движения. Преемник Ермолова И.Ф. Паскевич в 1830 году обратился с «Прокламацией к населению Дагестана и кавказских гор», в которой объявил Гази-Магомеда возмутителем спокойствия и объявил ему ответную войну. Вскоре первый имам погиб. Вторым имамом стал Гамзат-Бек, погибший от кровной мести.

Россия прочно оказалась втянута в Кавказскую войну. Расчеты российских правящих кругов на быструю победу не оправдались. Непривычные условия горной войны, сопротивление местного населения, отсутствие единой стратегии и тактики ведения военных действий растянуло эту войну более чем на тридцать лет.

В 1834 году новым имамом был провозглашен Шамиль (1797–1871) — сын аварского крестьянина, наиболее яркая и талантливая личность среди руководителей горцев. Его отличали широкая образованность, храбрость, талант военачальника, а также религиозный фанатизм. Ему удалось сосредоточить в своих руках всю полноту власти, укрепив тем самым государственность, накопить военные силы. 40-е годы XIX века стали временем наибольших его успехов. Шамилю удалось нанести ряд чувствительных поражений русской армии. В 1843 году он развернул боевые действия в Северном Дагестане, сильно встревожившие российское правительство.

В 1845 году наместником Закавказья был назначен М.С. Воронцов, получивший чрезвычайные полномочия. Однако его карательная экспедиция закончилась неудачей. В 1846 году Шамиль вторгся в Осетию и Кабарду, намереваясь продвинуть границы своего государства на Запад. Но глобальные планы Шамиля не соответствовали экономическому и военному потенциалу имамата. С конца 40-х годов XIX века это государство стало клониться к закату. Во время Крымской войны он не сумел оказать действенной помощи турецкой армии на Кавказе. Захват в 1854 году г. Цинандали был его последним крупным успехом.

После Крымской войны российское правительство повело решительное наступление на Шамиля. Существенно возросла численность русской армии. В августе 1856 года Александр II назначил наместником Кавказа и новым главнокомандующим кавказской армией князя А.И. Барятинского. В 1857–1859 годах ему удалось завоевать всю Чечню и повести наступление на Дагестан.

В августе 1859 года, после ожесточенного сражения в ауле Гуниб, Шамиль был взят в плен. Имамат прекратил свое существование. Последний крупный очаг сопротивления горцев — урочище Кбааде — был взят русскими войсками в 1864 году. Многолетняя кавказская война закончилась.

«ПРОКОНСУЛ КАВКАЗА»

В сентябре 1816 года Ермолов прибыл на границу Кавказской губернии. В октябре он приехал на Кавказскую линию в город Георгиевск. Оттуда сразу же выехал в Тифлис, где его ожидал бывший главнокомандующий генерал от инфантерии Николай Ртищев. 12 октября 1816 года высочайшим приказом Ртищев был отчислен из армии.

По обозрении границы с Персией отправился в 1817 году чрезвычайным и полномочным послом ко двору персидского шаха Фетх-Али. Мир был утвержден, изъявлено в первый раз согласие допустить пребывание российского поверенного в делах и с ним вместе миссии. По возвращении из Персии всемилостивейше награжден чином генерала от инфантерии.

Ознакомившись с обстановкой на Кавказской линии, Ермолов наметил план действий, которого затем придерживался неуклонно. Учитывая фанатизм горских племен, их необузданное своеволие и враждебное отношение к русским, а также особенности их психологии, новый главнокомандующий решил, что установить мирные отношения при существующих условиях совершенно невозможно. Ермолов составил последовательный и систематический план наступательных действий. Ермолов не оставлял безнаказанными ни одного грабежа и набега горцев. Он не начинал решительных действий, предварительно не оборудовав базы и не создав наступательные плацдармы. В числе составляющих плана Ермолова были постройка дорог, создание просек, возведение укреплений, колонизация края казаками, образование «прослоек» между враждебными России племенами путем переселения туда пророссийски настроенных племен.

«Кавказ, — говорил Ермолов, — это огромная крепость, защищаемая полумиллионным гарнизоном. Надо или штурмовать ее, или овладеть траншеями. Штурм будет стоить дорого. Так поведем же осаду!»

Ермолов перенес левый фланг Кавказской линии с Терека на Сунжу, где он усилил Назрановский редут и заложил в октябре 1817 году укрепление Преградный Стан в ее среднем течении.

Осенью 1817 года кавказские войска были усилены прибывшим из Франции оккупационным корпусом графа Воронцова. С прибытием этих сил у Ермолова оказалось в общей сложности около 4 дивизий, и он мог перейти к решительным действиям.

На Кавказской линии положение дел было следующим: правому флангу линии угрожали закубанские черкесы, центру — кабардинцы, а против левого фланга за рекой Сунжей жили чеченцы, пользовавшиеся высокой репутацией и авторитетом среди горских племен. При этом черкесы были ослаблены внутренними раздорами, кабардинцев косила чума — опасность угрожала в первую очередь от чеченцев. «Теперь скажу о народах, против Кавказской линии обитающих. От вершин Кубани по левому берегу живут подвластные Оттоманской Порте народы под общим названием закубанцев, известные, воинственные, редко спокойные… Против центра линии лежит Кабарда, некогда многолюдная, коей жители, почитаемые храбрейшими между горцами, нередко по многолюдству своему отчаянно противостояли русским в кровопролитных сражениях… Моровая язва была союзницею нашею против кабардинцев; ибо, уничтожив совершенно все население Малой Кабарды и производя опустошение в Большой, до того их ослабила, что они не могли уже как прежде собираться в больших силах, но делали набеги малыми партиями; иначе и войска наши, на большом пространстве частьми слабыми рассеянные, могли бы подвергаться опасности. Весьма многие предприняты в Кабарду экспедиции, иногда заставляли их возвращать или платить за сделанные похищения.

…Ниже по течению Терека живут чеченцы, самые злейшие из разбойников, нападающие на линию. Общество их весьма малолюдно, но чрезвычайно умножилось в последние несколько лет, ибо принимались дружественно злодеи всех прочих народов, оставляющие землю свою по каким-либо преступлениям. Здесь находили они сообщников, тотчас готовых или отмщевать за них, или участвовать в разбоях, а они служили им верными проводниками в землях, им самим не знакомых. Чечню можно справедливо назвать гнездом всех разбойников…» (Из записок А. П. Ермолова во время управления Грузией).

«Государь!.. Горские народы примером независимости своей в самих подданных вашего императорского величества порождают дух мятежный и любовь к независимости». (Из рапорта А. Ермолова императору Александру I 12 февраля 1819 г). Весной 1818 года Ермолов обратился на Чечню. В 1818 году в низовьях реки была заложена крепость Грозная. Считалось, что эта мера положила конец восстаниям чеченцев, живших между Сунжей и Тереком, но на самом деле это было начало новой войны с Чечней.

«Так же невозможно покорить чеченцев, как сгладить Кавказ. Кто, кроме нас, сможет похвастаться, что видел Вечную войну?» Генерал Михаил Орлов, 1826 год.

Ермолов перешел от отдельных карательных экспедиций к планомерному продвижению вглубь Чечни и Горного Дагестана путем окружения горных районов сплошным кольцом укреплений с прорубкой просек в труднопроходимых лесах, прокладкой дорог и разрушением непокорных аулов.

В Дагестане усмирены были горцы, угрожавшие присоединенному к империи Шамхальству Тарковскому. В 1819 году для удержания горцев в покорности была построена крепость Внезапная. Попытка нападения на нее, предпринятая аварским ханом, кончилась полной неудачей.

В Чечне русские силы загоняли отряды вооруженных чеченцев все дальше в горы и переселяли население на равнину под охрану русских гарнизонов. Была прорублена просека в дремучем лесу до аула Герменчук, служившего одной из главных баз чеченцев.

В 1820 году Черноморское казачье войско (до 40 тыс. человек) было причислено к составу Отдельного Грузинского корпуса, переименованного в Отдельный Кавказский корпус и усиленного. В 1821 году на вершине отвесной горы, на склонах которой находился город Тарки — столица Тарковского шамхальства, была построена крепость Бурная. Причем при строительстве были разбиты войска аварского хана Ахмета, пытавшегося помешать работам. Владения дагестанских князей, потерпевших ряд поражений в 1819-1821 гг., были либо переданы вассалам России и подчинены русским комендантам, либо ликвидированы.

На правом фланге линии закубанские черкесы с помощью турок стали сильнее тревожить границу. Их армия вторглась в октябре 1821 года в земли Черноморского войска, но потерпела поражение.

В Абхазии генерал-майор князь Горчаков разбил повстанцев около мыса Кодор и ввел во владение страной князя Дмитрия Шервашидзе.

Для полного усмирения Кабарды в 1822 году был устроен ряд укреплений у подошвы гор от Владикавказа до верховьев Кубани. В том числе была основана крепость Нальчик (1818 г. или 1822 г.).

В 1823-1824 гг. был проведен ряд карательных экспедиций против закубанских горцев. В 1824 г. вынуждены были покориться причерноморские абхазы, восставшие против преемника кн. Дмитрия Шервашидзе, кн. Михаила Шервашидзе.

В Дагестане в 1820-е гг. стало распространяться новое исламское течение — мюридизм. Ермолов, посетив в 1824 году Кубу, приказал Асланхану казикумухскому прекратить волнения, возбужденные последователями нового учения, но, отвлеченный другими делами, не мог следить за исполнением этого приказания, вследствие чего главные проповедники мюридизма, Мулла-Магомет, а потом Кази-Мулла, продолжали разжигать умы горцев в Дагестане и Чечне и возвещать близость газавата, священной войны против неверных. Движение горцев под флагом мюридизма явилось толчком к расширению Кавказской войны, хотя некоторые горские народы (кумыки, осетины, ингуши, кабардинцы) к нему не примкнули.

В 1825 году в Чечне началось всеобщее восстание. 8 июля горцы овладели постом Амираджиюрт и пытались взять укрепление Герзель. 15 июля его выручил генерал-лейтенант Лисаневич. На следующий день Лисаневич и генерал Греков были убиты чеченским муллой Очаром-Хаджи во время переговоров со старейшинами. Очар-Хаджи напал с кинжалом на генерала Грекова, а также смертельно ранил генерала Лисаневича, попытавшегося помочь Грекову. В ответ на убийство двух генералов войска перебили всех чеченских и кумыкских старейшин, приглашенных на переговоры. Восстание было подавлено только в 1826 г.

Прибрежья Кубани стали опять подвергаться набегам крупных партий шапсугов и абадзехов. Заволновались кабардинцы. В 1826 г. был совершен ряд походов в Чечню, с вырубкой леса, прокладкой просек и усмирением свободных от русских войск аулов. Этим закончилась деятельность Ермолова, в 1827 году отозванного Николаем I и отправленного в отставку в связи с подозрением в связях с декабристами.

Ее результатом было упрочение русской власти в Кабарде и кумыкских землях, в предгорьях и на равнинах. Русские продвигались постепенно, методично вырубая леса, в которых укрывались горцы.

Энциклопедия-России.ру

Содержание первой лекции из курса «История завоевания Кавказа»

Содержание первой лекции из курса Владимира Лапина «История
завоевания Кавказа»

Зачем Россия завоевала Кавказ? Тому было несколько при­чин — поли­тических и эконо­мических.

Иерархия ценностей аграр­ного в своей осно­ве россий­ского общества поз­воляет предпо­ложить, что Россию дви­гало на Кав­каз стрем­ление прирастить терри­то­рии. Действи­тельно, земля представ­ляла для Рос­сий­ской импе­рии важней­ший эконо­ми­че­ский ресурс и важней­шее жиз­нен­ное простран­ство. В ряде россий­ских губер­ний уже в нача­ле XIX века наблю­дался избы­ток насе­ле­ния, и но­вые сельско­хозяйст­вен­ные угодья были, конечно, хоро­шим средст­вом преду­прежде­ния буду­щих социаль­ных конфлик­тов. Но при нали­чии огром­ных терри­торий, неосвоен­ных пространств в Южной Сиби­ри, в Поволжье, в Ново­рос­сии завое­вание еще какой-то терри­тории — а это тыся­чи квадратных кило­метров, — терри­тории, насе­ленной к тому же очень воин­ствен­ными племе­нами, не могло быть оправданно с экономической точки зре­ния. Пересе­ление на Кав­каз практи­чески все было органи­зовано. То есть осу­ществля­лось оно в связи, как тогда гово­рили, с видами прави­тельства. И те, кто там селился, без вся­кой охоты переби­рались на но­вые, указан­ные началь­ством места.

Глав­ной целью засе­ления Север­ного Кав­каза «русским эле­ментом» было возло­жение на него обязан­ности обе­регать гра­ницу от враждебных поку­шений. Другими сло­вами, казачья коло­низация на Куба­ни и на Тереке была средством обеспе­чения охраны гра­ницы. То есть на гра­нице требо­валось создать надеж­ный заслон из воени­зированных посе­лений. Но даже после многих лет, после того, как Кавказ стал рос­сий­ским, крестьяне предпо­читали пере­би­раться в Сибирь, а не на Кавказ: кли­мат был непод­хо­дящий, при­родные усло­вия не позво­ляли исполь­зовать привы­чные приемы зоотех­ники и агро­куль­туры. Сюда отправ­ля­ли в основ­ном в нака­за­ние сек­тантов, бро­дяг, раз­ные асоциаль­ные эле­менты.

Военное начальство перио­ди­чески подни­мало вопрос о том, что надо колони­зовать Север­ный Кав­каз, надеясь таким спосо­бом решить болез­ненный вопрос о снабже­нии войск про­виантом, фура­жом и обес­печить армии постой. Все это было для армии боль­шой проблемой: во-первых, хлеб для солдат везли из южных губер­ний России за многие сотни верст; во-вторых, в те вре­мена казарм было мало и основная масса военно­слу­жа­щих прожи­вала в домах местного населе­ния на осно­вании так назы­ваемой постойной повинности.

Наконец, с появле­нием на Кавказе русского насе­ления прави­тельство надеялось решить в какой-то мере и проблему комплек­тования войск. Дело в том, что, попа­дая в армию на Кавказ, воло­годские, тверские, архангело­городские, орлов­ские, курские крестьяне массово уми­рали, оказавшись в районах с непри­выч­ным климатом. И суще­ство­вала идея, что если солдаты будут состоять из местных, более стой­ких к местным усло­виям, то смертность и так назы­ваемые сани­тарные потери будут гораздо меньше.

Важной эконо­миче­ской причи­ной была надежда на богат­ство кав­каз­ских недр. Дело в том, что Россия испы­ты­вала острую нехватку цветных драго­ценных метал­лов, а также качествен­ной соли. Поэтому все, кто хотел союза с Россией на Кавказе, пыта­лись разыграть эту карту: осе­тины и кабар­динцы, пред­лагая союз, расска­зывали о серебряных и свин­цовых рудах в своих горах, о соли, добы­ваемой в озе­рах Север­ного Дагестана, и так далее. То есть было пред­ставле­ние, что после присое­динен­ия Кав­каза Россия полу­чит боль­шие богат­ства, кото­рые поз­волят решить целый ряд проблем россий­ской промыш­лен­ности, но уже в первой четверти XIX века эти пред­став­ления о щедро­сти кавказ­ских недр заколе­бались, а спустя еще неко­торое время полно­стью развеялись.

Соответ­ствую­щими действи­тель­ности оказа­лись только сведе­ния о запа­сах нефти. Одна­ко до 1880-х годов, то есть до того вре­мени, когда Кавказ­ская война факти­чески закон­чилась, экономи­ческое значе­ние нефти, этого важней­шего сейчас эконо­ми­ческого сырья, было нич­тожным. В XVIII веке и в первой поло­вине XIX века никто и не по­ду­мал бы вое­вать ради захвата нефтя­ного бассейна. То есть до того вре­мени, пока не стал произво­диться керосин, пока нефть не стала средством полу­чения смаз­очных масел, пока она не стала топливом, она была факти­чески никому не нужна. В доин­дустриаль­ную эпоху кавказ­ские запасы мар­ганца и серы тоже были мало кому нужны. В первой половине XIX века несколько местных гор­ных заводов, кото­рые там существо­вали, прино­сили казне только убытки.

Еще Кавказ интере­со­вал Россию в качестве места, где будут выра­щи­ваться разные техни­ческие и пище­вые куль­туры (хлопок, чай, табак, марена, вино­град, рис, цитру­совые), где будет произво­диться шелк. Но и здесь прави­тельство ждало жесто­кое разо­чаро­вание. Рост произ­водства этой про­дукции сдер­живался разными факторами, и оказа­лось, что выгоднее доставлять подобные коло­ниальные товары морем в Одессу или Петер­бург, нежели произ­водить их на Кавказе. Таким обра­зом, Кавказ не оправдал себя ни как кладо­вая мине­ралов, ни как поставщик коло­ниальных товаров.

Еще когда во время своего похода 1722–1723 годов Петр I захватил западное и южное побе­режье Каспий­ского моря, он рассчи­тывал не просто увели­чить свои владения, но приоб­рести земли, которые напол­нили бы казну нало­гами. Однако доходов от этих земель не хватало даже на обеспе­чение располо­женных там гарни­зонов. В общем, ника­кого «выкачи­вания денег», как часто пред­став­ля­ется по лите­ратуре, не произо­шло. В Закав­казье в 1840-е годы местные доходы покры­вали расходы только на граждан­скую админи­страцию, тогда как бремя содер­жания войск на этой окраине, даже в мирное время, возла­галось на осталь­ные части импе­рии. Даже в 1890 году, когда бакин­ская нефть стала претен­довать на статус «чер­ного золота», дефицит госу­дар­ствен­ных расходов по Кавказ­скому краю состав­лял колос­сальную по тем време­нам сумму — более 24 миллионов рублей. Разу­меется, из них огромные средства ухо­дили на содер­жание войск, на созда­ние инфра­структуры, позво­ляющей контро­лировать этот страте­гически важный район, но это не меняло суть проблемы: Россия потра­тила сотни тысяч челове­ческих жизней и миллионы рублей, чтобы овла­деть терри­торией, которая не обога­щала, а исто­щала государ­ственную казну. Только на рубеже XIX–ХХ веков, когда Кавказ­ская война уже закон­чилась, был дости­гнут какой-то баланс, то есть расходы на Кавказ урав­нялись с доходами.

Была еще одна перспек­тива обога­щения России — это создание Волго-Балтий­ского пути, или Каспийско-Волго-Балтий­ского пути, для доставки восточных това­ров в Европу. В петров­ское время был построен первый канал — Вышне­волоцкая водная система, и предпо­ла­галось, что завое­вание Закав­казья (и прежде всего удобных гаваней на западном и южном побе­режье Каспия) позво­лит создать такой коридор для товаров, идущих в Северо-Западную Европу с Востока и обратно. Это и стало одной из важнейших целей Персид­ского похода. Но когда было открыто движе­ние по Вышне­волоцкой системе, в 1709 году, оказа­лось, что это улица с одно­сторон­ним движением. То есть движе­ние судов возможно было только со стороны Волги в сторону Невы, а со стороны Невы в сторо­ну Волги невоз­мож­но. Поэтому надежды на воз­мож­ное обога­ще­ние страны с помо­щью трассы Баку — Петербург не оправ­дались.

При этом надо еще помнить, что при оценке эконо­мической целе­сообраз­ности завое­вания Кавказа наиболь­ший доход прино­сило только Закав­казье. А вот Север­ный Кавказ, на присое­динение кото­рого было потра­чено неизме­римо больше сил, достав­лял казне одни убытки. Русский солдат на Кавказе никогда не сражался за чьи-то эконо­ми­че­ские интересы, как это ни странно, — ни част­ные, ни госу­дарствен­ные. Нельзя назвать ни одного круп­ного русского состоя­ния, источ­ником кото­рого стал бы Кавказ. В воспо­минаниях вете­ранов Кавказ­ской войны не найдено ни одного упоми­нания о том, что они, завое­вав потом и кровью огромную терри­торию между Каспий­ским и Черным морем, обога­тили державу.

Таким образом, глав­ными были полити­че­ские интересы. Россия противо­стояла Турции, и прави­тельство предпо­лагало создать в Закав­казье один из фронтов, кото­рый позво­лял бы отвле­кать турец­кие силы от глав­ного тогда балкан­ского театра военных действий. Надо сказать, что и эта цель не была в должной мере достиг­нута. Потому что для турок балкан­ский театр оста­вался глав­ным, и Кавказ­ский фронт не оття­гивал доста­точного числа сил с Дуная в Западную Армению, где шли основ­ные бои.

Еще одной важной причи­ной было стрем­ление России быть покрови­тельницей христиан. Россий­ский царь хотел быть покрови­телем христиан Грузии и Арме­нии. И вот это представ­ление о России как о вели­кой державе, которая покро­ви­тель­ствует христианам, было важным двига­телем импе­рии в этом регионе.

На Кавказе наблю­далось то, что исто­рики потом назвали «погоня за грани­цей», — следо­вание внутренней логике конфликта. Одним из важней­ших путей, а в некото­рое время и един­ственным путем из России в Закав­казье было Дарьяль­ское ущелье, то есть трасса, по которой сейчас прохо­дит Военно-Гру­зин­ская дорога. Для того чтобы контро­лировать этот путь, нужно было, как тогда говорили, усми­рить племена, которые жили около этой дороги, то есть осетин и ингушей. Но для того, чтобы эти роды, которые заклю­чили союз с Россией, чувство­вали себя в безопас­ности, нужно было точно так же усмирить их соседей. Потом, когда зами­ряли тех соседей, нужно было зами­рять следующих. И вот эта цепочка конфликта постоянно нама­тывалась на такой барабан, причем все время завя­зывались какие-то сложные узлы.

Россию интере­совало прежде всего Закав­казье. А Кавказ Северный — то есть Адыгея, Кабарда, Осетия, Ингу­шетия, Чечня и Даге­стан — пред­став­лялся барье­ром, который мешал связи между метро­полией и вновь присое­динен­ными терри­ториями. Разви­тию конфликта, который потом и полу­чил назва­ние «Кавказ­ская война», способ­ство­вали пестрота и неопре­делен­ность поли­тиче­ской карты этого региона. Дело в том, что границы существо­вавших там поли­тиче­ских органи­заций — Аварского, Мехту­линского, Кайтагского, Кюрин­ского, Кази­кумух­ского ханств, так назы­ваемых воль­ных обществ — были дово­льно неопре­деленны. Эта существо­вавшая там феодальная общин­ная воль­ница созда­вала очень взрыво­опасную смесь, кото­рая дето­ниро­вала при каждом потря­сении: при внешней агрессии, динас­тических распрях, смерти прави­теля и так далее. И Россия, прини­мая в поддан­ство отдель­ные аулы, отдель­ные племена и роды, поне­воле вмеши­валась в эти отно­шения, и сущест­вовавшие в них конфликты по наследству пере­дава­лись русской админи­страции.

Допустим, туземная знать искала в штаб-кварти­рах русских полков управу на своих непо­корных поддан­ных. Одни горские владе­тели и закав­казские прави­тели искали в русских помощ­ников для реше­ния проблем с сосе­дями. Типич­ный пример ситуа­ции, которую прихо­дилось решать русской военной админи­страции: в 1830 году так назы­ваемые мирные ингуши (то есть те, кото­рые уже приз­нали власть России) в отместку за угон скота своими соседями-осети­нами (тоже уже поддан­ными России) решили напасть на каза­ков, охраняв­ших осетин­ские аулы. К тому времени, когда была отправ­лена экспе­диция вернуть из донских пол­ков угнанных лошадей, эти лоша­ди уже были проданы чеченцам. Экспе­диция к чеченцам привела к новому всплеску наси­лия — поход сопро­вождался пере­стрелками и жертвами с обеих сторон. В клубке таких мелких конфлик­тов русская армия оказа­лась практи­чески не в состоя­нии пони­мать, что там происходит, и часто играла роль орудия в чужих руках.

Надо сказать, что ситуа­ция, в которой оказа­лась русская армия на Кавказе, не уни­каль­ная. В похо­жей ситуа­ции оказа­лись фран­цузы в Север­ной Африке: они тоже не хотели захва­тывать всю Сахару, но реше­ние одного вопроса сразу созда­вало необхо­димость реше­ния следую­щего. И вот это следо­вание логике конфликта шаг за шагом, привело к тому, что вместо ограни­ченных задач пришлось решать задачи по-настоящему глобальные.

Здесь придется сделать неболь­шое отступление: вообще, вся история Кавказ­ской войны, ее изучение и понимание ослож­няются тем, что мы видим ее в основ­ном с русской стороны. Поскольку горские общества были беспись­мен­ные — то есть там было много грамот­ных людей, но корпуса доку­ментов, который обычно создается при существо­вании государ­ственного инсти­тута, там не было, — там никто не писал воспо­минаний. И поэтому трудно опре­делить, что думали сами горцы о причи­нах войны и о том, как эта война идет. Только из отдель­ных документов (и в том числе напи­сан­ных русской рукой со слов горцев) можно что-то понять. Но эти сведе­ния чрезвы­чайно скудные и дово­льно туманные.

За присое­динение Кавказа Россия запла­тила довольно высокую цену. В боях с горцами Кавказа и в закав­казских войнах погибли порядка 100 тысяч человек. Но на каждого убитого прихо­дилось порядка десяти умерших — от непри­выч­ного климата, болезней и так далее. В резуль­тате Россия факти­чески запла­тила за присое­динение Кавказа жизнями около миллиона человек. Сколько во время Кавказ­ской войны погибло местных жителей? Трудно сказать. Но можно сказать, что эта цифра никак не меньше потерь рос­сий­ской стороны. Хоте­лось бы обратить внима­ние на то, что именно сани­тар­ные потери были огромные. За 10 дней марша от Эривани к Тифлису в 1804 году отряд генерала Цициа­нова потерял убитыми трех человек, ране­ными — 18, а забо­левшими и умершими — в сово­купности более 700! И это обычная картина для Кавказа. Пехот­ный Тенгин­ский полк, в котором служил Лермонтов, за четыре года, в 1820–1824 годах, поте­рял убитыми 10 человек, а умер­шими — 1159. То есть главной угрозой для военно­слу­жа­щих на Кавказе были даже не пуля и не сабля против­ника, а маля­рия, тиф и простуд­ные забо­ле­вания. За 12 лет существо­вания Черно­мор­ской бере­говой линии, цепочки укреп­лений вдоль Чер­но­мор­ского побе­режья, ее гарни­зоны, почти не участвуя в боевых столкно­вениях, предали земле 50 тысяч солдат и офицеров.

И в других коло­ниальных войнах, в других стра­нах карти­на была та же самая. Вот во время Мадагас­кар­ской экспе­диции 1895 года у францу­зов в бою пал один офи­цер, а умерли от болезней 35. В экспе­дициях в других районах Африки от маля­рии и тифа поги­бал каждый девя­тый участник этой экспе­диции.

Кроме человеческих потерь, присое­динение Кавказа несло за собой колоссаль­ные финан­совые затраты. Запу­танная система финан­сирования Отдель­ного Кавказ­ского корпуса, то есть той военной органи­зации, на которой лежали задачи присое­динения Кавказа, не позволяет соста­вить точную смету расходов. Но существует мнение, что в разгар Кавказ­ской войны в 1840-е годы, на войну трати­лся каждый шестой рубль россий­ского бюджета. То есть около 15% бюджета уходили на войну на Кавказе.

Таким образом, в движе­нии России на Кавказ эконо­миче­ские интересы играли неко­торую роль только в начале XVIII века. Я бы сказал, это было время, когда Россия еще плохо себе пред­став­ляла, что такое Кавказ и какие труд­ности ее ждут в этом регионе. Затем на первый план выдвину­лись задачи вопло­ще­ния импер­ской идеи и дости­жения выгод­ного геопо­лити­че­ского поло­жения. Но самым важным и самостоя­тель­ным фактором разви­тия конфликта стала его внут­ренняя логика. Сама линия сопри­косно­вения регуляр­ных войск и народов, которые там прожи­вали, прежде всего на Север­ном Кавказе, автома­ти­чески превра­щалась в линию фронта. Это все лежало за преде­лами пони­ма­ния рядо­вых участ­ников. С их точки зрения, война была таким поко­рением бунтов­щиков, наказа­нием их за набеги, за напа­де­ния на русские укреп­ления. Отсут­ствие очевидных планов войны, понятных для участников с россий­ской стороны, создавало условия для того, чтобы война продол­жалась практи­чески непрерывно.

С датировкой войны тоже есть неко­торая проблема: в школьных учебниках хроно­логи­ческие рамки Кавказской войны указаны с 1817 по 1859 год — со вре­мени прибытия Ермолова и до плене­ния имама Шамиля. На Западном Кавказе конечной датой является 1864 год, когда прекра­тилось организо­ванное сопро­тивление горцев Западного Кавказа. На самом деле то, что потом стали назы­вать Кавказ­ской войной, началось с похода Петра I 1722–1723 годов и закон­чилось подав­лением послед­него крупного восстания в Чечне и Даге­стане в 1877–1878 годах (то есть восстание происходило во время Русско-турецкой войны, которая шла в этот же период). Таким образом, Кавказ­ская война продол­жалась более 150 лет. А не тот отрезок времени, который указы­вается в школьных учеб­никах.

Во многом эта война была уникаль­ная. Так, она началась без объяв­ления войны. Когда нача­лись действи­тельные столкно­ве­ния русских с горца­ми — день, даже месяц, — устано­вить крайне трудно. Она представ­ляла собой целый комплекс столкно­вений на терри­тории между Черным и Каспий­ским морем — разного харак­тера, разного уровня, с разной числен­ностью участ­ников. И впослед­ствии всю эту сово­куп­ность разно­вре­мен­ных стычек, боев, экспе­ди­ций, в том числе кара­тель­ных экспе­ди­ций, горских набе­гов, все это вместе стали назы­вать Кавказ­ской войной.

Само выражение «Кавказ­ская война» появилось в 60-е годы, а до этого времени исполь­зовались такие слова, как «поко­ре­ние», «завое­ва­ние», «умиротво­ре­ние», «установ­ле­ние влады­чества русских на Кав­казе». Авторы-мемуаристы исполь­зо­вали для назва­ния действий горцев слова «восста­ния», «мятежи», «нашест­вия». Собствен­ные военные акции называли «похо­дами», «экспе­дициями», «действиями».

При этом в конце XIX столетия известному художнику-бата­листу Францу Рубо для Храма Славы — Тифлис­ского военно-истори­ческого музея, в нынешнем то есть Тбилиси — было заказано 17 огромных полотен, которые должны были изобра­жать важнейшие события присое­динения Кавказа. Первое полотно — вступле­ние Петра Великого в один из городов Северного Кавказа, в Тарки, 13 июня 1722 года. А последняя картина — «Штурм Карса в ночь на 6 ноября 1877 года». То есть представ­ле­ние, что война продол­жалась от Петра и до послед­ней Русско-турец­кой войны 1877–1878 годов, уже было, и было устой­чивым. Почему же впослед­ствии была принята новая хроно­ло­гия? А для того, чтобы отде­лить жестокое и кровавое подав­ление Чечни и Дагестана от всей осталь­ной Кавказ­ской войны. Потому что России трудно было согла­ситься с тем, что она воевала 150 лет с таким против­ником, как горцы. С Напо­лео­ном воевали несколько лет, за несколько лет распра­ви­лись со Швецией, с Турцией. А здесь — с горцами — Россия воевала 150 лет. Для военного само­любия это было слишком большим испы­танием.

Кавказскую войну еще можно называть «войной взаим­ного непони­мания». Потому что обе стороны не пони­мали, чего хочет другая сторона. Об этом свиде­тель­ствует, например, то, что представ­ления о том, как вести войну, на Кавказе (у мест­ной админи­стра­ции, у мест­ного коман­дова­ния) и в Петер­бурге (в прави­тель­стве, в высших эшело­нах военной власти) очень часто были очень разными. Местное коман­дова­ние в целом как-то пони­мало мест­ные реалии, а централь­ная власть и чинов­ники не пони­мали совершенно. Проблема эксперт­ного сообщества.

Таким образом, подводя итоги, можно сказать следующее: Россия экономиче­ских выгод от присое­динения Кавказа не имела. На ведение войны были затра­чены колос­сальные финан­совые средства; миллион мужчин, оставленных в земле Кавказа, — это огром­ные демо­графиче­ские потери; огром­ный ущерб был нанесен хозяй­ству Кавказа. Но война имела большое поли­тическое значе­ние, поскольку Россий­ская империя вышла на рубежи Персии и Турции и, таким образом, ее полити­ческое влияние в Закавказье много­кратно возросло. В этом смысле империя была в большом выигрыше.

С другой стороны, импе­рия получила в тылу своей южной границы провинции, в лояль­ности насе­ления которых она не была уверена до конца своего существо­вания. Доста­точно сказать, что воинская повин­ность в мусуль­манских райо­нах Закавказья и на Северном Кавказе так и не была введена. То есть горцы Север­ного Кавказа и насе­ление нынеш­него Азер­байджана к службе в армии не привле­кались, а воинская повин­ность в Грузии и Армении была введена со значи­тельным опозда­нием по сравнению с Централь­ной Россией. Вместо этого это насе­ление платило специальный налог. То есть империя, завоевав Кавказ, не полу­чила больших эконо­мических и людских ресурсов, а только политические. 

© 2008 г. В. В. ЛАПИН*

НОВЕЙШАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ КАВКАЗСКОЙ ВОЙНЫ

Полуторавековая историография Кавказской войны и связанных с ней проблем уже была предметом исследовательского анализа. Задача данной статьи — не столько подвести итоги изучения этой сложной темы, сколько обратить внимание на некоторые новые тенденции, наметившиеся уже в XXI в. Известный историк В.В. Дегоев в работе «Проблемы Кавказской войны XIX в.: историографические итоги» справедливо, на мой взгляд, подчеркивает, что остается нерешенной проблема типологической идентификации войны. Это объясняется тем, что в советский период ученые вынуждены были работать в рамках «антиколониально-антифеодальной» схемы объяснения войны. Кроме того, в 1930-1970-е гг. специалистам приходилось учитывать изменения взглядов кремлевских идеологов на роль отдельных личностей, следить за внутри- и внешнеполитической конъюнктурой, реагировать на усиление или ослабление атеистической пропаганды. Историографическую же ситуацию второй половины 19801990-х гг. Дегоев охарактеризовал деликатно и в то же время четко: процесс включения Кавказа в состав Российской империи был болезненно актуализирован, а военные действия и межнациональные столкновения переплелись с «войнами памяти». При этом масштаб вторжения воинствующих дилетантов и политических спекулянтов в научные дискуссии превзошел все мыслимые пределы. Старая конъюнктура оказалась вытеснена новой: сюжеты о «добровольном» характере и «прогрессивном значении» присоединения народов Кавказа к России вообще упразднили. Многократно ослаблено внимание к внутрикавказским социальным и политическим конфликтам, в большинстве работ безоговорочно утверждается тезис о национально-освободительном содержании движения горцев.

Анализ научной литературы позволил Дегоеву сделать вывод, что осью дискуссий о природе Кавказской войны является вопрос о том, была ли война порождена активизацией России на пространстве между Черным и Каспийским морями, или причину конфликта следует искать в особенностях развития народов этого региона. Завершается статья пожеланием «молодому поколению российских ученых, не обремененных старыми «правилами игры» в историю» использовать шанс для творческого прорыва в области изучения истории Кавказской войны1.

Как же откликнулись коллеги по цеху на этот призыв? Первые основательные попытки нового взгляда на проблему принадлежат опытным авторам. Я.А. Гордин, известный специалист в области декабристоведения, в своей книге «Кавказ. Земля и кровь. Россия в Кавказской войне XIX века» исследовал как складывание, так и «материализацию» имперской идеи. В дореволюционной историографии сама эта идея анализу не подвергалась, поскольку принималась априорно. В советской же литературе мотивация действий «верхов» не являлась предметом специальных исследований уже по иным причинам. В лучшем случае высказывания идеологов имперского расширения трактовались как маскировка колониальных интересов, как оправдание эксплуатации горцев и подавления их национально-освободительного движения. Гордин показывает, как осмысливали события на Кавказе декабристы — П.И. Пестель, М.С. Лунин, А.Е. Розен, а также Н.А.Добролюбов и А.С. Грибоедов. Важным и обоснованным выглядит также тезис о том, что сначала для Петербурга «Кавказ был привходящим обстоятельством, тяжкой помехой в движении, направленном мимо него»2. В результате этого осмысление «горской проблемы» началось уже в процессе «умиротворения» Ка-барды, Чечни и Дагестана. Автор показал, что результатом политики П.Д. Цицианова и А.П. Ермолова стало создание идеальных предпосылок «для объединения вольных

* Лапин Владимир Викентьевич, кандидат исторических иаук, старший научный сотрудник Санкт-Петербургского института истории РАН.

обществ и освободившихся от локальной деспотии жителей ханств под властью теократического лидера»3. Впервые в историографии на основании широкого круга источников исследован процесс формирования взглядов тех, кто принимал решения: от императора до военачальников, непосредственно руководивших крупными боевыми операциями. Несмотря на отсутствие у Гордина прямых заявлений о непродуктивности дискуссии по поводу того, «внешние» или «внутренние» факторы (имперская экспансия или набеговая активность горцев) послужили причиной войны, позиция автора по этому поводу ясна. В книге достаточно четко указывается на то, что «поиск виновника» развязывания войны — совершенно бесперспективное дело. Узел конфликта был намертво завязан как «нежеланием и невозможностью для русской стороны воспринять горский мир», так и «нежеланием и невозможностью для горцев отказаться… в первую очередь от набеговой системы»4.

Для дореволюционных историков необходимость защиты от «хищников», как называли в официальных документах участников вооруженных нападений на мирных жителей, являлась главным обоснованием законности действий российской стороны. В словаре советских историков «набег» занял очень скромное место в связи с изменениями в оптике исследования. В постсоветское время в националистически окрашенных работах тема набега нещадно эксплуатировалась для обоснования тезиса об «извечной» склонности коренного населения Северного Кавказа к насилию. Оппоненты же такого подхода в полемическом азарте нередко доходили до отрицания самого факта массовых походов за добычей, заявляя, что все рассказы об «удальцах» — творение так называемых ориенталистов, превративших восточную (в данном случае кавказскую) экзотику в плоть научных сочинений. В настоящее время тенденция к развенчанию мифа о «горском хищничестве» явно преобладает. При этом доказывается факт совершенно очевидный: основным занятием населения Северного Кавказа было земледелие и скотоводство, а не захват добычи в набегах5. Однако те же авторы не в состоянии отрицать большую роль организованного насилия в горском обществе6.

Примечательно, что до настоящего времени по представлению о набеге как о некой фундаментальной составляющей горской экономики не нанесен удар с позиций статистики и географии, экономической истории и истории повседневности. Грабеж и воровство — ремесло высокодоходное и не очень утомительное только в том случае, когда добычу составляют деньги или ценные предметы, которые затем используются для приобретения пищи, предметов обихода и т.д. В условиях Северного Кавказа, где доминировало натуральное хозяйство, тайное и явное хищение зерна, скота, фуража никак не могло стать основным или даже важным источником существования населения. Первый же масштабный неурожай или падеж должен был раз и навсегда решить проблему: грабители-профессионалы умерли бы от голода почти одновременно со своими перманентными жертвами. Это не отменяет существования целых поселений, где походы за добычей (рабами) являлись основным ремеслом. В самом горском хозяйстве невольники не играли существенной роли, их продавали в Персию, Турцию, среднеазиатским купцам. Однако признание наличия на Кавказе таких «разбойничьих гнезд» никак не может служить основанием для экстраполяции их нравов на все народы края. В европейских и американских городах существовали кварталы, жителям которых за совершенные ими преступления в совокупности полагался срок тюремного заключения, превышающий их совокупный возраст. Это, однако, не является основанием для «масштабных» выводов о типе культурного развития этнических групп, населявших эти города.

В 2004 г. вышла в свет фундаментальная монография М.М. Блиева «Россия и горцы Большого Кавказа на пути к цивилизации», где привязанность исследователей к вопросу о колониальной природе политики России и освободительном характере движения горцев с полным основанием названа препятствием на пути к новым подходам в изучении Кавказской войны7. Автор предложил сместить фокус исследования на связь боевых действий с процессами, протекавшими в недрах горского социума. Прежде всего, Блиев уделил большое внимание «сюжетной реконструкции» войны, поскольку для

отечественной научной литературы действительно характерной была «событийная разорванность». Здесь уместно напомнить, что именно этот автор еще в 1983 г. опубликовал в журнале «Вопросы истории» статью, которая стала по существу первым смелым шагом за рамки «антиколониально-антифеодальной» концепции8. Главным в книге является положение о том, что «в ходе боевых перипетий горцы совершали собственную Революцию — переход от простейших форм общественной жизни к цивилизации». Блиев сопоставил процессы, охватившие Кавказ в XIX в., с «потрясениями VII в., происходившими на Аравийском полуострове», и заключил, что процессы эти «протекали по классическим канонам духовно-политического опыта пророка Мухаммеда»9. Тем самым автор избегает дискуссионного узла, образующегося из переплетения вопросов о роли в развязывании и затягивании конфликта российского военного давления и горской набеговой активности. Он пишет: «Война — это прежде всего комплекс социально-экономических, политических и идеологических отношений на одном из наиболее важных этапов перехода однотипных общественных структур Большого Кавказа к классовому строю и государству. В такой ипостаси Кавказская война имела свои закономерности развития: зависимость их от России — не более чем во внешнем факторе. Это положение относится и к идеологическим процессам. Связанная своим происхождением больше с классообразующими явлениями, чем с политикой России, идеология Кавказской войны базировалась не на каких-то «временных призывах», а на исламе — классической религии, сопровождавшей формирование классовых обществ и государств во многих регионах»10. На этой основе Блиеву удалось создать довольно стройную схему, объясняющую ряд особенностей войны. Так, например, распространению влияния Шамиля в Кабарде и Адыгее препятствовали сложившиеся там феодальные общества, а социальному переустройству Чечни помешало постоянное военное давление России и потребность более длительного воздействия на традиционные социальные структуры этого региона. Длительность же войны обусловливалась «консервативностью горской экономики»11.

Рамки историографического очерка не позволяют развернут

Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.

(Материалы Международной научной конференции «Роль горцев Северного Кавказа в сохранении российской государственности»).

История взаимоотношений, в том числе и боевого содружества, между русскими и предками современных чеченцев уходит своими корнями в глубь веков. В настоящее время науке становятся известными все новые факты союзнических отношений двух народов на разных этапах истории. Древняя Русь находила поддержку со стороны коренных народов Северного Кавказа (прежде всего чеченского, как крупнейшего автохтонного этноса в регионе) в борьбе с Хазарией, татаро-монгольскими полчищами, а в более позднее время, в период Смуты начала XVII века, в защите страны от польских интервентов.

Чеченский народ имеет сложную многовековую историю, историю созидания и творчества, разносторонних благотворных связей и взаимовыгодного сотрудничества с кавказскими, русским и другими народами.

Чеченский этнос, тесно взаимодействуя с культурами народов России, через века пронес свои этнокультурные особенности: язык, обряды, обычаи, традиции, общественное устройство, духовно – нравственные ценности. Российско – чеченские взаимоотношения имеют многовековую сложную и противоречивую историю. Не всегда они складывались просто.

В период царизма они во многом определялись имперской политикой завоевания и колонизации и ответным сопротивлением народа, хотя отнюдь не сводились полностью к этому, содержали определенный пласт сотрудничества, приобщения чеченцев к передовым формам хозяйствования и образованию.

Одновременно с совместными военными походами устанавливаются и дипломатические отношения северокавказских владетелей с Москвой. В 40 – 50-х гг. XVI в. Россия в упорной борьбе с наследниками Золотой Орды добилась выхода к Каспийскому морю и на Северный Кавказ. В определенной мере этому способствовали и горские народы, со своей стороны, боровшиеся с агрессией Османской империи и ее вассала – крымского хана. В 1557 г. Москва установила дружеские отношения с отдельными княжествами Кабарды, Черкесии и Адыгеи, а в 1567 г. воздвигла русскую крепость у места впадения Сунжи в Терек.

С этого времени, как принято считать, складываются обширные русско – чеченские политические связи. Параллельно с ростом политических связей народов Чечни с Россией, росли и торгово – экономические отношения. Еще в 1588-1589 гг. состоялось чеченское посольство в Москву, направленное от князя Ших-мурзы Окоцкого, обладавшего политическим влиянием в большей части Чечни. В конце 1605 г. в Москву вместе с кабардинским князем Сунчалеем Янглычевым приехал племянник Ших-Мурзы, князь Батай-Мурза. Его сопровождали пятеро терских окочан. Весной 1616 г. Батай-Мурза вновь принес присягу и был принят в русское подданство. Чеченцы Терского города по-прежнему играли видную роль в поддержании связей России и горских народов Северного Кавказа. В 1614-1621 гг. служилые чеченцы неоднократно бывали в Москве. В 1624 г. шибутские люди (общество Шотой) Лаварсанко Языев и Затышко Лаварсанов принесли России присягу за 20 дворов из их родного селения. В 1657 г. грузинский царь Теймураз прибыл в Москву, чтобы лично просить поддержки в борьбе с Ираном. О том же просили прелставители тушин и шибутян, летом 1658 г. присягнувшие на «подданство» России на торжественной церемонии в Успенском соборе Кремля.

Исследователь истории Кавказа XVIII — XIXвв. П.Г. Бутков сообщает нам, что в 1735 г. было создано Терское кизлярское войско в составе 169 человек, «куда вошли казаки и чеченцы- окочане. Чеченцы оказывали активную помощь русским войскам в разгроме войска крымского хана, вторгшегося на Северный Кавказ и в южнорусские степи.

Традиции совместной борьбы горцев и русских против внешних врагов продолжались и в последующие время. К концу 40-х годов XVIII в. тяга горцев Чечни к установлению дружеских отношений с Россией возрастает.

Однако со второй половины XVIII в. колонизаторский характер продвижения России в Чечню приобретает все более видимые очертания. И горцы поднимаются на национально – освободительную борьбу против царизма. Наиболее яркими событиями в этом ряду были восстание шейха Мансура в конце XVIII в. и участие антиколониальной войне против царской России в составе имамата Шамиля в XIX веке. Несмотря на это, можно привести немало примеров совместного русско – чеченского боевого братства против иноземных врагов. Горцы, в том числе и чеченцы, совместно с русскими продолжали борьбу против иноземных захватчиков. В XVIII в. Турция и Иран активизировали свои экспансивные походы на Кавказ. Народы Северного Кавказа поднялись на борьбу против иранского шаха, турецкого султана и крымского хана. Эта борьба носила прогрессивный характер. Она помогала русскому и украинскому народам не только защищаться, но и громить врага на южных границах государства. Чеченцы вместе с другими народами Кавказа оказывали помощь русским войскам в разгроме агрессоров. Когда, например, в 1735 г. крымский хан вторгся в пределы Северного Кавказа и хотел пройти Чеченским ущельем, чеченцы разгромили здесь противника и в честь победы построили башню Хан – Кала, а само ущелье стало называться Ханкалинским.

В Отечественной войне 1812 г. активное участие принимал Александр Николаевич Чеченский, близкий друг Дениса Давыдова. Пройдя славный боевой путь от Вязьмы до Смоленска, Вильно, Гродно, Польши, Франции, громя наполеоновских захватчиков, А.Чеченский дослужился до звания генерал-майора русской армии. Он был награжден орденами Св.Владимира II степени и Св. Анны II степени с алмазами.

Другим царским генералом в тот период был и чеченец Батай Шахмурзаев. В Крымской войне 1853-1856 гг. отличился в боях против войск Франции, Англии и Турции офицер царской армии Арцу Чермоев. А его сын Абдул – Меджид Чермоев позже служил в личном конвое императора Николая II.

Во время русско-турецкой войны 1877-1878 гг. горцы Северного Кавказа приняли активное участие в сражениях с османскими войсками. Сформированный к середине февраля 1877 г. Чеченский конно – иррегулярный полк состоял из жителей Грозненского, Хасавюртовского, Аргунского и Веденского округов. Вскоре полк возглавил царский генерал, чеченец Арцу Чермоев. Чеченцы вместе с другими воинами кавказских частей проявили храбрость в боях с противником. Многие офицеры и рядовые горцы этого полка были награждены орденами и медалями. Умалат Лаудаев был награжден орденами Анны 3-й степени, Станислава — 3 –й степени, Шахбулат Шерипов – Станислава – 3 – й степени.

Среди чеченцев имелось немало профессиональных военных и кадровых офицеров царской армии, прославивших русское оружие непосредственно на полях сражения.

Царский генерал, чеченец Эрисхан Алиев (родственник автора этой статьи) накануне русско- японской войны 1904-1905 гг. командовал 2 – м Западно — Сибирским корпусом, а во время войны даже временно замещал выбывшего из строя командующего генерала Линевича. Это был ветеран четырёх внешних войн России. Имел многочисленные боевые награды.

Следует отметить, что и на фронтах Первой мировой войны чеченцы отменно сражались против немецких, турецких и австро-венгерских войск. Из чеченцев был сформирован отдельный полк в составе Кавказской туземной («Дикой») дивизии. Офицерами в этой дивизии были горцы, а командующим брат — императора Николая II Великий князь Михаил Александрович. Интересная деталь – личную охрану великий князь набирал из чеченцев. Чеченцы воевали в составе трех Кавказских корпусов и на Западном фронте, и на Кавказском.

Можно привести и многие другие примеры ратного подвига представителей чеченского народа в составе русской армии в XVIII-нач. XX вв. В гражданскую войну чеченцы в подавляющем большинстве были по одну сторону баррикад с большевиками, обещавшими свободу угнетенным царизмом народам, с грозненскими рабочими и Красной Армией, что, однако, не спасло их от охвативших 20-30 гг. XX в. страну массовых репрессий.

Воины – чеченцы мужественно бились с фашистскими захватчиками и на фронтах Великой Отечественной войны 1941 – 1945 гг. Маленькая Чечено- Ингушетия дала фронту более 40 тысяч солдат и офицеров (из них более 12 тысяч — добровольцы), 56 из которых были удостоены звания Героя Советского Союза. Чеченцы (в т.ч. и дед автора этой статьи Магомед Хатуев) сражались и в Советско-финской войне, в разгроме милитаристской Японии. Только в защите Брестской крепости приняли участие почти 400 чеченцев. По всему фронту были известны имена отважных воинов из Чечни: Ханпаши Нурадилова, Мовлди Умарова, Мовлида Висаитова, Магомеда Узуева, Абухажи Идрисова, Ибрайхана Бейбулатова, Хаважи Магомед-Мирзоева, Канты Абдурахманова, Даши Акаева, Сакки Висаитова, Абдул-Хакима Исмаилова и мн. др.

Более 120 тысяч жителей республики участвовали в сооружении оборонительных сооружений на Тереке в 1942г… Тысячи сынов и дочерей Чечни были награждены боевыми орденами и медалями. Тем не менее, по абсурдному обвинению в объективно невозможном массовом сотрудничестве с немцами (Чечня не была оккупирована) чеченцы, как и некоторые другие народы, подверглись преступной депортации с ликвидацией их государственности и лишением элементарных конституционных прав и свобод по национальному признаку, что крайне отрицательно сказалось на национальном имидже и межнациональных взаимоотношениях.

В жестких условиях депортации чеченцы внесли существенный вклад в развитие экономики и социальной сферы районов их поселения в Казахстане и Средней Азии .После 13-летней сталинско-бериевской ссылки состоялось возвращение народа на историческую родину, началось восстановление его государственности.

Сотни воинов – интернационалистов из Чечни были награждены высокими боевыми наградами в период службы в Афганистане (1979-1988гг).

Примеры русско-чеченского ратного братства из истории внешних войн нашей страны можно приводить в огромном множестве. И сегодня, потомки А. Чермоева, У. Лаудаева, Э. Алиева, М. Висаитова, Х. Нурадилова продолжают славные традиции своих предков.

Только за последние несколько лет более двадцати чеченцев были удостоены высокого звания Героя России (из них 8 посмертно). В настоящее время в рядах вооруженных сил, милиции и других силовых структур России служат более 20 тысячи чеченцев, из них только генералов-10.

Таким образом, даже приведенная выше небольшая часть многочисленных примеров из истории совместного русско-чеченского братства и торгово-экономических, культурных связей, показывает несостоятельность распространенной в последние годы в научных и политических кругах и СМИ теории, будто на протяжении сотен лет, с небольшими перерывами, продолжалась русско-чеченская «тотальная» война.

Именно в XVIII-XIX вв. русские и чеченцы упустили уникальный шанс стать главными союзниками в кавказском регионе. Последствием этого стало вооруженное противостояние.

Осмысливая весь исторический опыт русско-чеченских взаимоотношений, мы можем сделать вывод, что наши народы могут и должны быть естественными союзниками и что на протяжении долгих лет, происходило искусственное стравливание и сталкивание русских и чеченцев. Русские и чеченцы, следуя элементарной логике, обречены стать стратегическими союзниками в регионе. Наверняка, это вопрос недалекого будущего.

Хава Муцаева

Работник Мемориального комплекса

славы им.А-Х.Кадырова